Когда психоаналитики сталкиваются в своей собственной среде с чем-то необъяснимым, практически всегда это связано с тем, что о своем существовании внезапно дает знать психоаналитическое сообщество: институциональная единица анализа. Речь при этом всегда идет о неких странных беспорядках, потому что эта единица функционирует настолько беспокойно и экстравагантно, что постоянно дает наблюдателям повод спросить, что в ней вообще происходит. Что в этом «собрании проанализированных» оказывается настолько непроанализировано? 

 При этом ни размер, ни официальный характер функционирования сообщества (или же отсутствие подобного характера) не имеют никакого значения – в любом, сколь угодно крошечном и неформальном аналитическом обществе происходит ровно то же и в точно таком же масштабе, что и в институциональных колоссах, поскольку масштаб этот раз и навсегда для всех в аналитическом поле определен извне – это то, что можно назвать размерностью самой институциональности: то, что было заложено в момент, когда основатель первого аналитического общества взял на себя бремя отказа от единоличной ответственности за происходящее в психоанализе.

 Особая, бросающаяся в глаза популярность, которой на территории постсоветского психоанализа пользуется понятие «психоза», показывает, что происходит, когда тот или иной концептуальный вклад – в данном случае, это вклад лакановских последователей – попадает на почву, где вместо желания аналитика исторически работает другое желание. Это другое желание коренится в психологизме, которым обычно бывает пронизана клиника, где психоанализ может пользоваться успехом, но не может составить конкуренцию более ранним соблазнам психологической среды. Сформированный под влиянием психологизма специалист обожает не структуры, а «характеры» – он готов бесконечно выискивать разнообразные «типажи» в духе Нэнси Мак-Вильямс: так, узнав о существовании нарциссического или шизоидного типа он немедленно принимает это существование за новую истину, которой теперь поверяет все, что его окружает. Даже самая существенная прививка лакановского знания, придавая диагностике респектабельность, не в состоянии предупредить аналитика против возвышения какого-либо диагноза по отношению к прочим и создания атмосферы особой ажитации по его поводу. 

 Одним из самых частых вопросов, исходящих от начинающих изучать Лакана (притом что и полагающие себя искушенными зачастую также не совсем тверды в этой теме) является вопрос об отличии фрейдовского Супер-эго от лакановского Я-идеала. Эти инстанции действительно нетрудно смешать в одну, поскольку обе они регулируют субъекта, очерчивая для него область поведения, в которую ему не должно быть хода.

 Тем не менее, между ними есть принципиальное различие, и удобнее всего его иллюстрировать на примере самой психоаналитической практики – там, где находящемуся в определенных обстоятельствах специалисту приходится выстраивать линию поведения, демонстрирующего его желание.

ВОПРОС:

"Самым сложным представляется тезис о нейтральности либидо аналитика. Нейтральность осознаваемой части Эго можно помыслить, но нейтральность либидо? Аналитик не может отказаться от своего влечения, «отнейтралить» его. "

 Евгений Туровский: Здравствуйте, Александр. Я слушаю семинары Лакан-Ликбез, записи которых удается найти в интернете.Но никак не могу понять концепцию противоречия акта и содержания высказывания. Хочу попросить у Вас обяснить по возможности, тогда мое понимание семинаров, думаю, улучшится). 

Впорос: 

"Мужская генитальность организует пространство наслаждения и границы символического. Где тогда располагается наслаждение, которого «не надо бы» — за этой границей? "

Ответ: 

Речь должна идти о порочности логики толерантности, видящей в расширении разнообразных социальных и идентичностных практик признак расширения пространства допустимости того, что ранее находилось за символической чертой генитальной мужской сексуации и проходило по разряду наслаждения, которого «не надо бы». Логика, которой в делаемых здесь выводах обычно руководствуются, носит характер недостаточно обоснованного суждения. Обычно полагают, что коль скоро эти внегенитальные практики вообще могли возникнуть и завоевать себе часть поля, то расширение этого пространства уже произошло, или же что возникли они символическому закону вопреки, но тогда постепенно умрет или осёл, или шах: или они будут приняты под крыло этого закона и нормализованы, или исчезнет сам символический закон...  

   "То чем я занимаюсь - именно поэтому Лакан мне и нужен - это так называемая критика, причем, зачастую, это “критика второго порядка”. Речь идет о продумывании всего того, что в современном публичном поле может быть сказано и, таким образом, сделано. Речь идет не о продумывании концепта или идеи так, как будто бы она дана и уже существует, и нам остается только её обговорить, но речь идет о тех средствах с помощью которых мы, что называется, проблемы ставим. Именно в этих средствах, которые мы никогда не замечаем, которые мы не считаем существенными, на самом деле основные проблемы и заключены. Именно поэтому я много лет занимаюсь Жаком Лаканом, поскольку он представляет собой чуть ли не единственного человека, может быть за исключением Жака Деррида, который вопросом об этих средствах сумел задаться, был к ним настороже, не давал ничему проскочить мимо." 

Что такое тревога в дискурсе Университета? Что является его желанием мы приблизительно представляем - хотя бы потому, что в схеме его дискурса есть соответствующее место. Желает он предложить обществу замаскированый изъян Господина, одновременно скрыв, что тому не хватало наслаждения и что знанием он желал располагать исключительно для утоления своей меланхолии. Университет намерен забыть этот факт - вот что заставляет его представителей настаивать на том, что знание может быть ценным само по себе, независимо от того, можете вы им насладиться или нет. С тех пор как Господин мертв, знание Университета в оправданиях не нуждается. 

Читать другие записи на канале 

Вопрос:

 "В последней лекции было сказано: «Так вот, завершая сегодня, я хочу указать на то, что значение acting out’а не только в том, что пронизывает он огромное количество человеческих действий, что всё, начиная с невинного утирания носа и заканчивая теми решениями, которые субъекты, воображающие, что они управляют миром, принимают на международной арене, которые тоже могут быть плодом acting out’a, как это бывает не редко, и если бы Жижек в своё время этим термином овладел, то, возможно, мы могли бы получить ещё не одну интересную историю про чайник, постольку поскольку очень многие действия международной политики, особенно действия, выдающие смущение так называемых ведущих держав, несомненно acting out’ами и являются...»